АйЯй Новости АйЯй Новости Интересные новости со всего мира
В истории развития независимого кинематографа США не так много фильмов, которые можно считать настоящими вехами. Если говорить о последней четверти XX века, в число таких знаковых лент, без сомнения, входят «Голова-ластик» Дэвида Линча, «Ей это нужно позарез» Спайка Ли, «Секс, ложь и видео» Стивена Содерберга и конечно, «Более странно, чем в раю» Джима Джармуша, на днях отметивший свое 35-летие. Второй по счету проект ныне уже культового сценариста и режиссера представил публике Джима как по-настоящему своеобразного творца со своим видением и приемами, ознаменовал начало поистине выдающейся карьеры и оказал огромное влияние на все, что стало происходить с независимым кино дальше. В честь юбилея «Более странно, чем в раю» LostFilm.INFO вспоминает, чем он так впечатлил киноманов, и пробует измерить глубину и ширину следа, оставленного этой лентой в истории нашего любимого вида искусства.
«Более странно, чем в раю» разделен на три главы, действие каждой из которых разворачивается в разных местах — Нью-Йорке (часть «Новый Свет»), Огайо («Год спустя») и Флориде («Рай»). Понятие расстояния, как физического, так и эмоционального, пронизывает весь сюжет. Действие стартует с приезда в Нью-Йорк из Будапешта девушки по имени Ева (Эстер Балинт). Она вынуждена ютиться в тесной квартире со своим двоюродным братом Вилли (Джон Лури), который совсем не рад незваной гостье, но когда Ева уезжает в Кливленд, он начинает по ней скучать. Через год, выиграв крупную сумму в карты, Вилли и его друг решают навестить Еву в Кливленде. Там они все вместе некоторое время изнывают от скуки, а затем отправляются во Флориду… Впрочем, описывать сюжеты Джармуша — занятие совершенно бессмысленное, поскольку его фильмы берут за душу совсем другим.
Лента вышла в 1984 году и на тот момент заметно отличалась от остальной кинопродукции многими необычными и замечательными вещами, на которые невозможно было не обратить внимания. Во-первых, Джим довольно эксцентрично подошел к структуре повествования: 67 черно-белых, снятых одним кадром сцен разделены на три иронично озаглавленные части. Во-вторых, операторская работа Тома ДиЧилло сослужила отличную службу эмоциональному отношению Джармуша к американским пейзажам и напомнила искушенным киноманам, как в своих картинах показывали Италию Микеланджело Антониони и Грецию — Тео Ангелопулос. В-третьих, там было довольно любопытное и бодрящее использование музыкального ряда, успешно сочетающего страстную “I Put a Spell on You” с напоминающей произведения Белы Бартока музыкой Джона Лури. Кроме того, это было роуд-муви, которое, в отличие от тогда еще редких собратьев по жанру, выглядело одновременно и совершенно американским, и странновато европейским.
Главный секрет обаяния ленты заключался не только в том, что ее герои были чужаками в чужой стране, хотя за кадром Джим, возможно, и шептал тихонько фразу "Я сам здесь чужой" титульного персонажа «Джонни Гитары», снятого Николасом Рэем, которого Джармуш называл своим единственным учителем в кино. Завораживает в первую очередь тонкое и яркое сочетание тесного взаимодействия героев и эмоциональной дистанции между ними, нежный, но ироничный взгляд Джима на нелепые закидоны Вилли и его отношение к некоторым абсурдным элементами американской культуры. Безжалостный юмор Джармуша прошелся и по «телеужину» (когда все блюда умещаются в одной пластиковой касалетке, разогреваются разом и уплетаются перед телевизором), и по манере Вилли не снимать шляпу даже лежа в кровати.
В общем, типичный американский жанр (вышеупомянутый роуд-муви) и типичную американскую историю (если можно назвать историей отсутствие драматических коллизий и живописание просто чьей-то жизни и болтовни) Джим Джармуш изображает максимально не по-голливудски. Визуальные эффекты, темп повествования, игра актеров и общий меланхоличный настрой ленты напоминают далеко не «Беспечного ездока» или более искусно сделанные «Пять легких пьес», а отсылают нас к минимализму Энди Уорхола, работам Вима Вендерса, Дрейера, Брессона, Одзу и того же Антониони. Таким образом, в своем втором фильме Джармуш проявляет себя и как большой киноман (даже его герой Эдди готов сделать ставку на лошадь с кличкой Токийская Повесть), и как поэт, который не боится признать своего интереса к высокому искусству.
Интересуется он и многими аспектами поп-культуры (так, Ева и Вилли смотрят по телеку «Запретную планету»), не гнушаясь ставить их в один ряд с более респектабельными элементами фильма, как будто разницы между высоким искусством и массовым продуктом для него вовсе не существует. Именно за это редкое, но вполне рациональное решение сочетать несочетаемое его и ценят. Если охватить взглядом некоторые более поздние работы американских инди-режиссеров, в них легко можно найти джармушевское влияние: в виде специфического юмора, уютной влюбленности в бездельников и лоботрясов всех мастей, нетипичного отношения к повествовательной структуре, нежному отношению к скромным драмам простого человека и, конечно, в виде остроумных отсылок к современной поп-культуре.
Все это в независимом американском кино того времени встречалось очень редко, сейчас же — почти повсеместно. Но найти в новых инди-фильмах такую же поэзию, как у Джармуша, такую же нескрываемую заботу о кино как о виде искусства, будет сложно. Невозможно представить, чтобы, например, в высшей степени лиричного, но до жути похожего на галлюцинацию «Мертвеца» снял какой-то другой режиссер. И даже в относительно мейнстримовых «Сломанных цветах», несмотря на обилие там голливудских звезд, есть куча сцен, которые могли родиться только в буйной голове Джима. Секрет в том, что в конце концов, какими бы камерными, маленькими, незначительными не казались сюжеты его фильмов, они всегда говорят нам о чем-то важном. Несмотря на их киноанатомию, вдохновлены эти картины не другими картинами более именитых фильммейкеров, а самой жизнью. Реальными людьми, испытывающими неподдельные эмоции.
«Более странно, чем в раю» можно смотреть и как комедию, и как кинематографический эксперимент, и как ироничную басню. Но прежде всего это фильм об Америке и о живущих в ней людях. Об их отношениях друг с другом, а также об отношениях каждого из них с комнатами, в которых они обитают, с городскими улицами, пригородами, закусочными и дорогами. И рассказал эту историю кто-то знающий толк в поэзии. Настолько хорошо, что способен зарифмовать на экране заснеженное озеро Эри и ветреные пляжи Флориды, а также создавать таких удивительных персонажей, как тетя Лотте, которая упорно говорит со всеми на венгерском, независимо от того, слушают ее или нет.