АйЯй Новости АйЯй Новости Интересные новости со всего мира
Все, кто берется рассуждать о Дэвиде Линче, рано или поздно приходят к одному и тому же выводу: Линч странен и хаотичен, а его фильмы — это головокружительный лабиринт фетишей, сюрреализма, монструозных персонажей и экстремальных ракурсов, вызывающих у зрителей визуальный дискомфорт. Картины Лична любят до потери памяти или неистово ненавидят, а сам постановщик уже много десятилетий носит титул режиссера не для всех. Стоит отметить, что такую славу Линч приобрел после создания первой же полнометражной ленты «Голова-ластик» — шедевра отвращения и фаворита авангардистских киноклубов. Именно это привлекло продюсера Мэла Брукса, искавшего постановщика для экранизации истории Джозефа Меррика, легендарного английского урода XIX века, человека-слона, прожившего короткую и печальную жизнь.
Сегодня, в день 40-летия биографической драмы, заслужившей восемь номинаций на премию «Оскар», предлагаем вам погрузиться в мир «Человека-слона» и разобраться в том, как в легендарной картине, столь не похожей на другие произведения маэстро сюрреализма, авторский стиль Линча сочетается с пронзительной грустью, а мрак безысходности озаряется верой в человечество, сострадательностью и оптимизмом.
Линч как-то сказал: «Не знаю, почему считается, что искусство должно иметь смысл. Ведь все как-то смирились с тем, что жизнь не имеет смысла». С этого утверждения стоит начинать разговор о любом фильме постановщика. Жизнь — это всего лишь череда случайных событий, а кино, соответственно, — ряд визуальных образов, обусловленных не чем иным, как беспредельной фантазией режиссера и его восприятием действительности. Но чем больше Линч уверяет зрителей в том, что тайный замысел, порядок и логику в его картинах искать бессмысленно, тем сильнее разгорается желание докопаться до истины, разобрать ленту на части и расставить по полочкам, свести иррациональное безумие, творящееся на экране, к чему-то более привычному, простому и понятному.
В отличие от большинства произведений Линча, в которых грань между явью и дурным сном становится неразличимой, «Человек-слон» максимально приблизился к мейнстримному представлению публики о большом голливудском проекте: Энтони Хопкинс и Джон Херт, успевший на тот момент поработать с Ридли Скоттом, в главных ролях, гуманистический посыл и линейное повествование. Одним словом, «Человек-слон» заработал репутацию фильма Линча для тех, кто не любит Линча. Все благодаря минимальному присутствию свойственной режиссеру странности и причудливости, загадок, остающихся без ответов. Однако, несмотря на то, что «Человек-слон» до сих пор считается одной из самых простых картин режиссера, авторский почерк Линча заметен как в сюжетном наполнении, так и в визуальной составляющей ленты.
Конечно же, в первую очередь внимание аудитории приковывает необычный вид главного героя драмы, в основу которой была положена реальная история Джозефа Меррика — британца, страдавшего от масштабной деформации тела. Для Линча работа с отторгающими образами была не в новинку: в леденящем кровь дебютном фильме «Голова-ластик» режиссер демонстрировал омерзительные образы, которые шокируют даже пресыщенных всеми видами хоррора зрителей XXI века. Удивительные монстроподобные персонажи, рожденные как будто бы болезненным подсознанием, в дальнейшем займут почетное место в фильмографии Линча. Достаточно вспомнить карлика и великана в «Твин Пиксе», черное существо в фильме «Малхолланд Драйв», таинственного человек в белом гриме из «Шоссе в никуда» и необъяснимо пугающих обитателей «Внутренней империи».
Зачастую в работах Линча внешняя деформация призвана передать внутреннюю искривленность и порочность. Джон Меррик — фрик, урод, цирковой экспонат, гонимый и презираемый обществом. Кто-то даже может сказать, что он гримаса природы, ошибка Создателя. Однако подход Линча к раскрытию персонажа, обладающего столь отталкивающей внешностью, разительно отличается от традиционных способов, используемых режиссером.
В «Человеке-слоне» людская корысть оказывается куда страшнее любых телесных несовершенств: меркантильный основатель фрик-шоу относится к Меррику как к своей собственности, а жестокий ночной сторож, не задумываясь ни на секунду, использует героя ради прибыли. Линч проникается сочувствием к человеку-слону, уродливость которого не имеет ничего общего с тревожными телесными ужасами «Головы-ластика». Биографическая лента о Меррике пронизана верой в человечество: в ней даже не чуждая лицемерию и надменности английская аристократия викторианской эпохи оказывается понимающей, доброжелательной и способной к эмпатии.
Помимо исследования внешне отталкивающих образов, Линч уделяет пристальное внимание географии и ландшафтам. В особенности режиссера занимает индустриальный стиль, появление которого было обусловлено развитием крупной технической промышленности. В качестве явных примеров можно выделить инфернальную, мрачную эстетику кирпичных зданий заводов, труб и железных дорог в «Голове-ластике», открывающие кадры «Твин Пикса», демонстрирующие работу лесопилки, и графический облик Англии в период индустриального бума в «Человеке-слоне».
XIX век, в котором разворачивается действие драмы, ознаменовался для Великобритании промышленной лихорадкой раннего капитализма. Линч вместе с оператором Фредди Фрэнсисом, с которым режиссер сотрудничал в дальнейшем при создании «Дюны» и «Простой истории», без прикрас отобразили на экране особенности той эпохи. Над каменными сводами соборов и готическими коттеджами времен романтизма клубится дым, вокруг громыхают примитивные фабричные устройства, в жерлах машин бушует огонь. Технический прогресс придает обыденным вещам смутную опасность: по-настоящему аномальным для этого мира становится не несчастный герой-уродец, а необратимые изменения, которым подвергается жизнь.
Возможно, именно поэтому есть нечто общее между пейзажами викторианской Англии и Джоном Мерриком. Лондон купается в успехе индустриальной революции и, пока консервативно настроенные технофобы трясутся от страха перемен, воспевает оду наступающему на глазах будущему.
Столица туманного Альбиона выступает своеобразным зеркальным отражением благоговения и восторга, который испытывает Меррик, по мере социализации не только открывающий для себя мир, но и демонстрирующий окружающим, что сам он — вовсе не ужасный монстр и опасный фрик, но личность с чувствами и эмоциями. Режиссер заявил, что «Человек-слон» — это фильм не только о странном, чудесном и невинном человеке в лице Меррика, но и о промышленной революции. В книге «Интервью: Беседы с К. Роули» Линч сравнил людей с небольшими фабриками: «Мы производим скромный продукт. Но сама идея о чем-то растущем изнутри, всех этих текучих субстанциях, циклах и переменах и всей этой жизни, которая каким-то образом зависит от химии, выходит наружу, расслаивается, преображается в нечто другое… Это нереально». В конце концов, человеческое тело действительно одна из самых величайших и бесстрашных машин, которые знал этот мир.
Благодаря особому видению Линча человек-слон сплетается с индустриальностью времен, в которые он жил, становясь наиболее современным человеком среди остальных «нормальных» людей. Папилломатозные образования на теле Меррика напомнили постановщику о мощных взрывах, запечатленных в замедленной съемке: «Если бы кости могли взрываться, сохраняя свое строение, и проступали сквозь кожу, то получались бы такие вот наросты, медленные взрывы. Поэтому мысль о дымовых трубах, саже и индустрии наряду с этой плотью интересовала меня больше всего и побуждала снимать».
Линч был бы не Линчем, не будь в его картине сновидений. Во вселенной знаменитого сюрреалиста от мира кино логику задают сны, что придает произведениям постановщика тот самый магический реализм, ставший его визитной карточкой. Поклонники творчества режиссера никогда не перестанут гадать, отображают ли сновидческие сцены психологию персонажей или же то, что скрыто в подсознании Линча. Авторы теорий, появившихся после финала третьего сезона «Твин Пикса», даже предполагают, что все события, произошедшие в культовом сериале за 27 лет были не чем иным, как сном самого постановщика. Из подсознательного выплывают и классические линчевские образы, которые любой киноман узнает с первых же секунд: красные шторы, пустынное ночное шоссе, крупные планы огня и дыма.
В «Человеке-слоне» Линч не изменил себе и щедро сдобрил повествование образами безлюдных индустриальных площадок, возникающих во снах. На вопрос о том, как трактовать эти сцены, Линч, как всегда, ответа не дает. Противопоставляет ли режиссер гуманистическую идею фильма безжизненным машинам или же заостряет внимание на родстве человека-слона и промышленных фабрик — выбор остается за зрителем. Как говорил специальный агент Дэйл Купер, «мои сны — это код, который ждет, что его разгадают».
Однако сны в «Человеке-слоне» не только дают повод поразмыслить, но и становятся ключом для понимания мотивации основного персонажа: по ночам протагонист вспоминает о своей матери и мечтает, чтобы она снова его полюбила. «Я считаю, — заявил Линч, — что язык кинематографа действительно уникален, и его уникальность как раз в том, что он передает ощущение сна».
Согласившись взять на себя руководство съемками, Линч занялся изменением уже существующего сценария. Авторами первоначального варианта были Кристофер Де Вор и Эрик Бергрен, которые опирались на книгу Фредерика Тривза, врача Джозефа Меррика. Линч изменил структуру сценария, добавив много новых сцен, включая заключительный момент фильма, в котором Меррик, решивший поспать лежа, видит перед смертью сон о своей матери. Когда работа над «Человеком-слоном» была закончена, студия хотела перемонтировать картину — боссам ужасно не понравилось все, что было похоже на сны. Однако благодаря продюсеру фильм вышел в прокат без изменений: Брукс настоял на сохранении видения Линча, ведь изначально именно его необычный стиль, странность, чрезмерность и неистовость привлекли внимание продюсера.
Даже об одном из самых понятных фильмов Линча, который вышел в далеком 1980 году, можно рассуждать часами: материала для изучения и дискуссий в «Человеке-слоне» хоть отбавляй. Вопрос в другом: есть ли в этом смысл? Сам Линч пресекает все попытки публики вытянуть из него объяснение любой из своих картин: «Фильм — это фильм, в нем есть много абстракций и свой внутренний смысл, который не облечь в слова. Само кино — это прекрасный, совершенный язык, вполне годный для коммуникации. Каждый пусть найдет свой ответ. Поэтому я предпочитаю воздерживаться от комментариев. Представьте себе, что имеете дело с книгой, автор которой умер, и спросить не у кого. Считайте, что меня просто нет».